Сидящая на стуле Лариса повернулась ко мне. И, глядя на нее, я ужасалась. Если мой живот будет расти с такой же скоростью, мне нужно заставить собственный мозг работать куда как быстрее. Стыдно признаться, но врача я посещала в другом городе, потому что стоило бы мне сунуться в местную поликлинику, и Сергей Елисеев бы встретил меня уже у выхода. Я в этом не сомневалась. Ну как можно было быть такой безответственной дурой?!
— Алекс, ты это слышал? Ей религия не позволяет быть моей свидетельницей! — обвиняюще ткнула в меня пальцем Лариса.
Это был совместный ужин. Лара с Вадимом и мы с Алексом. У них дома. Все было бы просто идеально, если бы меня не тошнило каждую долбаную минуту!
— Я не стану пить и веселиться. Зачем тебе такая свидетельница?
— Тебе будет можно и то, и другое.
— Нет.
— Да!
— Лара, это мой выбор. Иначе я не могу, — сказала я, отправляя в рот порцию зеленого салата. — Мамино дело все еще не закрыли, а ты мне говоришь что…
— Ее дело не закрыли только благодаря Алексу! Улик же вообще никаких! — Пауза. — Извини.
— Нет, ты права. — И хотя я не злилась на Ларису, воспользовалась предлогом, чтобы сбежать в туалет и чуть-чуть отдышаться.
Когда я оттуда вышла, увидела рядом Алекса. И я даже было подумала, что он вот сейчас вот догадается, что я не просто так там просидела десять минут… Но нет.
— Ты в порядке? — спросил он. Я кивнула, просто улыбнулась и обняла его. Любой из моих знакомых сказал бы мне что я неправильно поступаю, что не рассказываю ему о ребенке, но после того, что он говорил Ларисе, я не была уверена, что даже он его примет. А уж Сергей… Неужели он действительно считал, что я настолько недостойная партия, что хотел моей смерти? Смог бы он убить две жизни вместо одной? Я считала, что да.
А я не была согласна даже на однократную потерю. Я не была уверена, не развернет ли Алекса на сто восемьдесят градусов уже через пару часов, но теперь частичка его была со мной всегда. И она принадлежала мне даже больше, чем синяя ленточка на запястье, которую мы, разумеется, обновили. Можно сказать, он сделал мне подарок на день рождения. Самый-самый ценный, который вообще существует. Я больше не была одна. Я больше никогда не буду одна.
Так о чем здесь тогда думать, скажете вы, решение могло быть только одно: заказать билет на самолет в один конец. Я знала это тоже. Но знать и сделать — совсем разные вещи. Пока что я эгоистично, с полным пониманием беспринципности содеянного, наслаждалась отношениями с Алексом. Каждой дарованной мне минутой. И, разумеется, мы привязывались друг к другу все сильнее.
Почему я все еще медлила с решением? Ну я как бы надеялась, что Алекс не совсем идиот и догадается. И безумно злилась. Куда он вообще, мать его, смотрел? Будто не знает, что в результате незащищенного секса появляются дети! В глубине души я мечтала, что он поймет, обнимет меня и объявит всему миру, что я принадлежу ему. Тогда даже у Сергея должно было бы где-нибудь замкнуть, одно дело убивать безвестную девчонку, а совсем другое — любимую своего сына, которая ждет его ребенка. Но поскольку я вовсе не была уверена в положительном отношении самого Алекса, я только глубже тонула и потихоньку обдумывала побег. И чтобы все получилось начинать нужно было с подделки документов.
Меня начало тошнить от кофе. Это был ад наяву. Вокруг все знали, что я пью почти исключительно его и целыми днями, а теперь даже от запаха бежала в туалет и выворачивалась наизнанку. Однако и на это нашлась управа: стала сильно душиться духами, чтобы в случае чего можно было уткнуться носом в собственный шарф, а стаканчики стала заказывать с крышкой. Наливаешь чай, закрываешь, и никто не в курсе что ты там потягиваешь. Человек ко всему может приспособиться. Самый опасный момент произошел у меня дома.
Я готовила ужин, намереваясь весь вечер предаваться жалости к себе, но не срослось. Пришел Алекс. Открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. Я знала, что если на нем белый галстук, значит он выступал в суде.
— Выиграл? — поинтересовалась я.
— Ой, там Санта-Барбара. Второй раз откладываем, — поморщился он и начал стягивать этот самый галстук, в ход пошли пуговицы рубашки… а потом я поняла, что на плите что-то горит.
— Тьфу, уйди куда-нибудь, — огрызнулась я. Алекс рассмеялся, напоследок попросил сварить ему много кофе, так как он планирует долго не спать, и ушел.
Прежде я бы никогда не пропустила возможность присоединиться, но сегодня не могла. Мне весь день было дурно.
— Последи, пожалуйста, за плитой, я сейчас, — крикнула я и направилась в ванную. Так я перетрясла всю аптечку и выпила сразу несколько таблеток, которые могли бы помочь успокоить желудок. И все равно меня аж шатало, пока я стояла у этой чертовой плиты.
— Что с тобой?
— Мне кажется, я приболела. Погода отвратительная, обувь вообще не сохнет, и у нас в офисе полноценный карантин, — отмахнулась я. Сердце больно-больно ударялось о ребра.
— Тебе стоит быть поаккуратнее, ты же не хочешь на свадьбе Ларисы и Вадима перезаражать всех гостей, — он обнял меня, и я уткнулась носом в его шею, пытаясь заглушить этот ужасный запах кофе! — Уже придумала, что им подарить?
— Не уверена, что хочу сейчас говорить об их свадьбе, — буркнула я. — Лучше скажи мне что с делом моей мамы. — Он некоторое время молчал. — Закрывают, значит.
— Нет улик, — тихо сказал Алекс.
Я от него отстранилась и начала раскладывать по тарелкам еду, страдая от запаха кофе. Ужин обещал закончиться пустым желудком. Навряд ли я смогла бы и пару кусочков проглотить.
— Помнишь ты мне когда-то обещал, что они не пострадают?
Алекс напрягся.
— В этом не было моей вины.
— Нет, не было, — кивнула я. — Но я хочу, чтобы ты сделал все возможное, чтобы понять, что там произошло.
Некоторое время он молчал.
— Это очень опасно, — сказал Алекс. И я не понимала тогда, что он прав. То ли на гормонах я потребовала, чтобы он со мной согласился, то ли из упрямства, но я до последнего не понимала, как качественно подставила всех вокруг…
После того, как Алекс все съел, а я поковырялась в тарелке, отговорившись опять же некой загадочной болезнью, я убрала посуду, и мы расположились в гостиной.
— Знаешь, это раздражает, — кивнул Алекс на все еще пустующую фоторамку. — У тебя много моих фотографий? — спросил он.
— Ты издеваешься?
— Да или нет?
— Много, конечно, — огрызнулась я, краснея.
— Вот и чудно. Сейчас будем выбирать, что вставить в пустую фоторамку.
— Ты не всерьез.
— Тащи, я сказал.
Ну я и притащила. В несколько этапов, потому что их было не много, а охренеть сколько. До четырех утра в них ковырялись, вспоминая когда они были сделаны. Алекс выглядел не просто довольным, а счастливым до невероятия. И в конце концов мы все-таки выбрали фотографию. Она была сделана еще до отлета в Сидней. Обычный питерский серый пасмурный день. Он стоял, прислонившись к перилам, и смотрел в камеру. И улыбался. Есть фотографии, на которых запечатляется вся суть человека. Эта была из таких.
